Вместо предисловия

А действительно, что мы празднуем в Хануку?

Вопросы и ответы

И все же, что делать с чудом?

Точнее, что делать с агадой, которая приводится в Схолионе и в Вавилонском Талмуде? Эта агада затрагивает важную hалахическую тему – тума вэ-таhора (ритуальные нечистота и чистота), в связи с чем всегда в большом количестве возникали различные вопросы. Среди них, например, такие:

• почему Хашмонаим нуждались в чуде? Ведь закон говорит, что если бoльшая часть храмовых сосудов или масла "нечисты", то можно ими пользоваться (Йома, 6б и др.), т.е. им можно было зажигать светильник с "нечистым" маслом;
• почему это все горшки с маслом были "нечистые"? Ведь если ты находишь некий предмет на общественной территории, и неизвестно тебе – "чист" он или нет, то предмет считается "чистым";
• что толку с того, что нашли "чистое" масло, ведь сами коhаним были ритуально нечисты;
• а Менора – ведь и она была "нечиста"!

Эти и подобные им вопросы породили многочисленные продолжительные обсуждения. Но очевидно, что если существует слишком много вопросов по поводу какого-либо источника (при том даже, что на каждый вопрос есть ответ или несколько), то это само по себе является большим вопросом. И в нашем случае этот вопрос заключается в следующем: "А правильно ли мы понимаем передаваемую источником информацию?"

Ключ к ответу на этот вопрос содержится в отношении к такому понятию как агада.

Согласно самому общему определению, данному р.Шмуэлем hа-Нагидом во "Введении в Талмуд", всякое высказывание, появляющееся в Талмуде по любому вопросу, не являющемуся hалахой, - это агада. Там же он говорит, как следует относиться к агаде: "И не следует тебе учить из нее ничего, что не принимается разумом. И должно тебе знать, что все, что установили мудрецы как hалаху в вопросах мицвот, полученных Моше-рабейну от Всевышнего, - нельзя тебе прибавлять к этому или убавлять от этого. Но те комментарии на Тору, которые они высказывали, каждый в соответствии с собственным пониманием, – то, что представляется логичным, мы принимаем, а то, что нет – не полагаемся на них".

Агада (или мидраш агада, или просто мидраш) – это высказывание мудрецов, которое в завуалированной, аллегорической форме выражает некие политические, идеологические, философские или воспитательные идеи.

Не всегда наши мудрецы имели возможность выражать свои мысли напрямую – это могло плачевно кончиться. И тогда появились агадот, где, например, Эсав, который согласно тексту Торы в общем-то ничего плохого не сделал, изображается жутким злодеем, постоянно строящим козни Яакову. Например, когда Яаков встречается с Эсавом по возвращении из Паддан-Арама, то братья обнимаются и целуются (Берешит, 33:4). Известный мидраш сообщает, что Эсав хотел не поцеловать, а укусить Яакова, но у того шея вдруг стала каменная, и Эсав поломал зубы. Как понимать эту агаду? Например так: Эсав - это Рим, Яаков – евреи, и мудрецы таким образом хотели поддержать моральный дух народа, намекая, что если римляне попробуют "укусить" евреев, то "пообломают себе все зубы".

Зачастую мудрецы просто не хотели прямо выражать какую-либо идею и оформляли ее в виде аллегории, намека, ожидая, что "умный поймет".

В конце концов, аллегория – это мощный инструмент языка, позволяющий обогащать его красочными формами, подчеркнуть важные детали сообщения. Ни один язык не обходится без собственных идиом и фразеологических оборотов. И понимать агаду буквально – это все равно, что понимать буквально фразеологический оборот. Скажите, Вы ведь не бежите за огнетушителем, когда слышите: "На воре шапка горит!" Вы ведь понимаете, что этот фразеологический оборот выражает определенную идею: человеку трудно сокрыть совершенный им проступок, но он не отражает физическую реальность, как-то: воровство вызывает возгорание головного убора!

Так же и агада: она не сообщает исторические факты, она передает идею! Рамбам в введении к Морэ hа-Нэвухим приводит великое правило: эйн макшин бэ-агада – т.е. по поводу услышанной агады не спрашивают "как это могло быть?", потому что этого просто никогда не было в истории, ибо это – аллегория, которую надо понимать иносказательно и нельзя понимать буквально!

Иногда можно услышать, что агадот можно понимать как в прямом, так и в аллегорическом смысле. Это все равно, как если бы кто-то сказал: "Ну да, я понимаю, что "стоять на часах" - это фразеологизм, но все же, как это часы могут выдержать вес взрослого человека?"

Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. К сожалению, буквальное понимание агадот и мидрашей чрезвычайно распространено. И это не новое явление. Талмуд Ерушалми (Псахим, 5:3) приводит слова р.Йоханана: "Еще отцы и деды учили нас, что не следует преподавать агаду ни вавилонянам, ни южанам (т.е. жителям Лода и более южных местностей), ибо они люди грубые и в Торе мало что смыслят". Сегодня все мы вавилоняне: изучая Талмуд, мы унижаем наших мудрецов, воспринимая их слова примитивно, отказывая им в праве использования всего богатства выразительных средств языка. (Подробнее об агадот - см.Пшат и драш)

Но что нам мешает взять ту же агаду о чуде с маслом и попытаться понять передаваемую ею идею? Например, вот так:

Правда ведь, совсем не трудно понять смысл этой великолепной, изящной агады? И сразу все вопросы становятся излишними, ненужными! И всё становится на свои места, а все противоречия исчезают!

Но почему же Талмуд, говоря о Хануке, приводит только эту агаду?

Во-первых, Талмуд – это не учебник истории, а конспект обсуждений законодательных проблем.

Во-вторых, приводя эту агаду, составители Талмуда уже сказали все, что нужно, ибо в ней приводится самая суть происходивших событий.

В-третьих, не забывайте, что составители Талмуда сами находились под персидским владычеством, и подробное обсуждение событий Хануки, связанных с национальным освобождением, могло вызвать подозрение в нелояльности правящему режиму. Ведь были времена, когда зажигать ханукальные свечи было опасно для жизни! Именно для таких ситуаций предусмотрено постановление мудрецов, что "если есть опасность, то можно просто поставить свечу на стол, и этого достаточно" (Шаббат, 21б). Раши в своем комментарии на это место отмечает, что опасность исходила от персов, которые были огнепоклонниками, и в дни своих праздников запрещали зажигать огонь в каком-либо другом месте кроме своего культового центра.

Последняя строчка агады заслуживает отдельного рассмотрения: "На другой год постановили отмечать восьмидневный праздник с восхвалениями и благодарениями". Эта строка вызывает закономерный вопрос: "А почему праздник установили не сразу?"

Ответим по-еврейски, вопросом на вопрос: "А почему вообще надо было устанавливать праздник?" Действительно, мы видели, что обновление жертвенника в еврейской истории происходило не один раз. Но никто не посчитал нужным установить в честь этого важного события праздник! Даже Эзра и Нехемья, восстанавливавшие Храм из полной разрухи после семидесятилетнего забвения – и те не постановили отмечать этот день из года в год! Почему?

Талмуд (Мегила, 14а; Арахин, 10б) дает объяснение тому, что в Пурим не читают прославления (hаллель), в отличие от Хануки: "Из-за того, что мы все еще были рабами Ахашвероша". Т.е. то избавление от опасности, которого удостоились евреи во времена Пурима, не было достойно того, чтобы читали в память о нем hаллель, так как в результате евреи не добились государственной независимости. Из этого следует, что во времена Хануки постановили читать hаллель вследствие того, что события того времени привели к освобождению народа и закладке основ национальной независимости.

Но как это связано со словами агады о том, что праздник установили не сразу? Можно предположить, что агада говорит в данном случае не о временных рамках, а об отношении к происходившим событиям.

Дело в том, что ко времени Хануки Иудея уже более 400 (!) лет находилась под чужеземным господством: вначале вавилонским, затем персидским, а потом и греческим. За четыреста лет евреи привыкли к отсутствию национальной независимости, некоторые воспринимали это как норму. Ну и что, что нет еврейского царя! Может он и не нужен? Зато Храм нормально функционирует! Для них работа Храма была такой же нормой повседневной жизни, как для нас - соблюдение шаббата. Но когда же греки ввели указы, запрещающие соблюдение законов Торы, чаша терпения переполнилась и вылилась в восстание.

После нескольких успешных битв восставшим удалось добиться преимущества и восстановить служение в Храме. И тогда многие решили, что основная цель восстания уже достигнута! Четыреста лет на коленях не проходят бесследно даже для больших мудрецов: когда через несколько лет после обновления Храма в Иудею во главе большого войска вторгся Бакхид, посланный царем для усмирения бунта, то еврейское общество раскололось (см. Первая книга Хашмонаим, 7:8-18). Бакхид решил действовать хитростью и стал обещать евреям мир: живите как хотите, только налоги платите исправно. Хашмонаим не поверили посулам врага: с такой армией мир заключать не приходят! Но, как обычно, нашлась "партия мира": духовные руководители народа, мудрецы Торы, пошли к Бакхиду искать справедливости. Видимо, они были готовы согласиться на предлагаемые условия: продолжать жить под греческим владычеством, лишь бы народу дали возможность соблюдать Тору. А налоги – какая разница, кому их платить: греческому правителю или своему "кровопийце"! Судьба мирной делегации оказалась, увы, плачевна: шестьдесят ее членов были убиты в качестве "награды" за готовность пойти на "болезненные уступки".

Однако идея того, что можно вполне нормально соблюдать Тору, находясь под властью неевреев была, очевидно, широко распространена в народе. Возможно поэтому, встретившись в очередной раз с превосходящими силами противника, подавляющая часть еврейского войска разбежалась (а за что воевать-то: вроде бы уж добились чего хотели!), хотя до восстановления служения в Храме они не раз побеждали не числом, а мужеством.

И может быть и не был бы установлен праздник Ханука (потому что продолжали бы мы оставаться рабами у греков), если бы Маккавеи не видели свою цель в достижении полной национальной независимости, если бы не осознавали они, что мы можем говорить о том, что соблюдаем Тору, только в том случае, если живем в государстве, политическая, юридическая, экономическая и социальная системы которого основаны на Торе! Только тогда Тора – это торат хаим (учение жизни), ибо только тогда мы живем по Торе. Иначе – мы не соблюдаем Тору, а храним некоторые фольклорные традиции, доставшиеся нам от предков!

Хашмонаим сумели добиться, даже несмотря на неготовность к тому части народа и духовных руководителей поколения, исполнения своей главной цели: возрождения еврейской государственности после 400 лет "персидско-греческого ига". Это ли не чудо? Именно в этом видел суть Хануки Рамбам, как следует из его слов в Мишне Тора (книга Зманим, hилхот Мегила вэ-Ханука, 3:1): "И окрепли Хашмонаим, коhаним гдолим, и разбили их (греков), и спасли евреев из их рук, и поставили царя из числа коhаним, и вернулось царство к Израилю более чем на 200 лет, вплоть до разрушения Второго Храма".

Говорят, что греческий галут был еще более опасен, чем вавилонский: вавилоняне и персы хотели уничтожить нас физически, но они не покушались на нашу идеологию; греки же не хотели нам ничего плохого – "только" чтоб мы оставили Тору и приняли их образ жизни. Римский галут, который продолжался две тысячи лет, был смесью и того и другого: были и такие, которые хотели нас убить, и такие, которые стремились "задушить нас в объятиях". Но сегодня, когда еврейский народ живет в собственном независимом государстве (хоть это и не государство Торы), на своей земле, мы оказались в плену нового, и может быть самого страшного галута – еврейского. Нас не угнетают иностранные завоеватели, нам не запрещают учить Тору. Но почему же тогда Тора не является законом, управляющим жизнью нашего государства? Потому что уже не 400, но 2000 (!) лет изгнания оказали на нас очень глубокое воздействие. (Ну и что, что нет Храма! Шаббат ведь никто соблюдать не мешает!) Мы находимся в плену своих же собственных иллюзий, закостеневшего со времен гетто мировоззрения, застывших в средневековье взглядов на окружающий мир, к которым запрещено прикасаться, с которыми запрещено спорить, которые запрещено отвергать из-за их древности. Мы не хотим признавать, что мир вокруг нас изменился, но что более страшно – мы боимся активно вмешиваться в окружающую действительность, чтобы изменить ее в нужном нам направлении (если только, конечно, речь не идет о получаемых нами денежных средствах).

Сегодня для большинства людей вера в чудо является неотъемлимым атрибутом религиозности – сказывается глубокое влияние христианства, основные постулаты которого основаны на чудесах. Люди хотят чуда, чтобы кто-то пришел и спас их: Машиах, пророк Элияhу или новый Маккавей. Всевышний ведь делал раньше чудеса, вот и нас Он, конечно же, спасет в самый последний миг, проявит всему миру Свою мощь! Но в том-то и дело, что быть "религиозным" – это не значит верить в возможность чуда! Быть "религиозным" по-еврейски – это значит жить в соответствии с законами Торы!

Разве Хашмонаим ждали чуда? Первая книга Маккавеев (2:31-41) сообщает, что большая группа евреев (около 1000 человек) укрылась в горах, но была настигнута греками; евреи не хотели вести боевые действия в шаббат и были вырезаны врагом. Узнав об этом Хашмонаим сказали: "Если мы все будем делать так, как поступили наши братья, и не будем воевать с врагами за нашу жизнь и за нашу Тору, то они уничтожат нас с лица земли!" Они не полагались на чудеса и не ожидали их. Они творили чудеса сами, своим отношением к жизни, своими повседневными делами. Они мыслили совершенно реальными категориями и понимали, что только их действия, а не какие-то чудеса, могут изменить окружающую действительность! При этом они полагались на Всевышнего и были стопроцентными "религиозными фанатиками", если перевести их политическую позицию в современные термины.

Умаляет ли значение праздника Ханука тот факт, что не было в еврейской истории такого события как "чудо с маслом"? Нет, ведь было другое чудо – чудо, которое сделали обычные люди: небольшая семья Хашмонаим. Отец и пять сыновей, этот "маленький горшочек масла", которых хватило бы по идее только на один бой ("на один день горения"), сумели воспламенить часть народа и возродить независимое еврейское государство!

И если для Вас зажигание ханукальных свечей является не просто красивым ритуалом, пришедшим на смену зажиганию ёлочных гирлянд из Вашего детства, то пусть Ханука станет для Вас напоминанием о том, что и Вы (всего лишь "маленький кувшинчик") можете в нынешних непростых условиях стать той искрой, которая приведет наш народ к возрождению Государства Торы в Эрец-Исраэль!

В Селевкидской империи (как, впрочем, и в большинстве других империй) летоисчисление устанавливалось от момента воцарения отца-основателя династии. Так, Селевк Первый взошел на престол в октябре 312 г. до н.э. Так что, например, год сто сорок восьмой (год возобновления работы Храма) – это 164 г. до н.э. Евреи также использовали эту шкалу вплоть до середины средневековья под названием миньян штарот (летоисчисление для документов), потому что обычно использовали его в разного рода документах и юридических актах. (назад)

Иосиф Флавий. Иудейские древности, книга 12, глава 7:6-7 (Минск "Беларусь", т.2 стр.132):

6. После стольких поражений, уже нанесенных полководцам царя Антиоха, Иуда созвал своих людей на сходку и сообщил им, что после такого множества дарованных иудеям от Предвечного побед следует вернуться в Иерусалим, подвергнуть храм ритуальному очищению и принести установленные жертвы. Когда же он со всею массою своих приверженцев прибыл в Иерусалим и нашел храм пустым, ворота его сожженными и целые деревья, выросшие сами по себе в храме вследствие его заброшенности, он и все люди его начали плакать; так они были потрясены видом храма. Затем Иуда выбрал нескольких воинов и приказал им изгнать гарнизон крепости, пока он сам займется очищением святилища. По тщательном очищении последнего он снабдил храм новою утварью, светильником, столом и алтарем, сооруженными из золота, заготовил новые завесы на двери и навесил также новые створы дверей. Разрушив старый жертвенник, Иуда воздвиг новый из различных камней, которых не коснулось железо.

И вот на двадцать пятое число месяца кислева, именующегося у македонян апеллаем, иудеи зажгли свечи на светильнике, совершили воскурения на алтаре, возложили на стол хлебы предложения и принесли на новом жертвеннике жертву всесожжения.

Все это случилось как раз в тот же самый день, в который, три года тому назад, священное место культа иудеев было осквернено и профанировано. Опустошенный Антиохом храм пребывал в таком запустении ровно три года. В сто сорок пятом году (селевкидской эры) это несчастье постигло храм, именно двадцать пятого апеллая, в сто пятьдесят третью олимпиаду, а возобновлен храм был в тот же двадцать пятый день месяца апеллая, в сто сорок восьмом году, в сто пятьдесят четвертую олимпиаду. Опустошение храма совершилось вполне сообразно предсказанию Даниила за четыреста восемь лет, когда пророк объявил, что македоняне разрушат святилище.

7. Иуда праздновал со своими согражданами возобновление жертвоприношений в храме в течение восьми дней, причем не забыл ни одного рода удовольствий; богатые и блестящие жертвоприношения дали ему возможность обильно угостить народ, который песнями и псалмами прославлял Предвечного и увеселял самого себя. Иудеи так радовались явившейся теперь вновь возможности вернуться к своим прежним обычаям и внезапному случаю после продолжительного времени опять предаваться истинному богопочитанию, что они условились на будущее время всегда праздновать день восстановления храма восьмидневным празднеством. С тех пор по настоящее время мы празднуем этот праздник под именем Празднества света, вероятно, потому, что в этот день явилась нам против всякого ожидания, подобно свету, возможность вновь поклоняться Предвечному.

Иуда обвел весь город стенами, воздвиг для отражения вражеских набегов высокие башни и поместил в них сторожевые посты. Кроме того, он также укрепил город Бет-Цуру, чтобы пользоваться им вместо крепости против могущих произойти набегов врагов. (назад)